Чорный Властелин - Страница 93

Понемногу галера приходила в приемлемое, в какой-то мере, состояние. Всё же мы — непуганые идиоты. Иначе не назовёшь. Наши изначальные выкладки по захвату галеры выглядели детским лепетом. Допустим, эффект неожиданности мы рассчитали верно. Берхан и его диверсанты перерезали арабскую команду, как баранов. Но не попадись нам новгородский моряк — сосали бы… хобот. Уговаривая слона отбуксировать приз к берегу. Штурвал, руль… Ага, размечтался. Какая-то хреновина без инструкций к использованию. И всё. Наивный я — думал, что при необходимости смогу управлять галерой. Да и с помощью свежеиспечённого капитана (точнее, под его руководством) наши возможности ограничиваются входом в бухту. Морской бой нам не светит — потопят к чертям или перестреляют. Правда, если мы успешно минуем башни и войдём во вражескую гавань, то удара в спину можно не сильно опасаться. Алхимики чёрного властелина (мои, то есть) приготовили весёлые сюрпризы для посудин врага. Те же осколочные гранаты. Кстати, придумал их не я, а тот самый бляхоносец, что пострадал при взрыве. Умница — догадался сделать толстостенный горшок с множеством железных осколков, набить его баллиститом и совместить со взрывателем на базе гремучей ртути. Дороговато и нетехнологично (пока), но на чудо-оружие вполне тянет.

За хлопотами и волнением время летело незаметно, и я с удивлением заметил, что на востоке показалась заря.

* * *

Рас Бахыр вглядывался в темнеющие стены вражеской твердыни. Рассвет. В любое мгновение должна сработать алхимическая задумка принца. Алхимическая, как же. В глубине души Бахыр был уверен, что принц занимается натуральным колдовством. Что, впрочем, не уменьшало преданности военачальника своему Негусу и его сыну. Рас и сам частенько молился духам предков, в довесок к обязательным молитвам в церкви. А свой колдун — это хорошо, пусть его враги боятся.

Войска были готовы. Солдаты были выстроены, осадные лестницы выданы специально обученным воинам. Впрочем, предстоящий штурм особого энтузиазма у полководца не вызывал. Ему приходилось брать крепости раньше, да не жалкие укрепления южных магометан, а старо-аксумские цитадели, что ничем не уступали стенам Таджуры. И хоть с тех пор прошло немало лет, опытный воевода прекрасно помнил, какой кровью давался каждый штурм. Но Негус сказал 'надо', а армия ответила 'есть'. Бахыр хмыкнул про себя. Странные словечки молодого Ягба Циона расходятся по всей армии, а не только в его собственном полку.

Молодец парень, хоть и колдун. Достойная смена растёт Негусу Нагаст — не каждый сможет за несколько лун сделать из новобранцев полк, способный выстоять супротив конников. А то, что у него в том полку сотня ветеранов, наоборот хорошо — значит, принц не гнушается у старших и опытных людей совета спросить.

Раскат рукотворного грома прервал размышления военачальника. С первыми лучами солнца стены Таджуры Озарились вспышками, и в следующее мгновение ворота города и участок восточной стены окутались дымом.

— На приступ! — Раздались крики командиров. Гулко ударили барабаны, и тёмная волна эфиопской армии хлынула вперёд.

* * *

— Колдовство! — Мустафа не слышит собственный вопль. Голова всё ещё звенит и раскалывается от боли. Как? Как ещё могут несокрушимые стены города взять и осыпаться, словно старая, дряхлая скала во время землетрясения? В ужасе молодой воин делает шаг назад. Облако пыли накрывает его и он заходится кашлем. Ещё один шаг. Затем два… Араб разворачивается и почти срывается на бег, но перед ним встаёт знакомая с детства фигура.

— Остановись, воин Аллаха! В городе наши жёны и матери. Твой долг — заслонить их собой, а Всевышний защитит правоверных от чёрного колдовства!

Мулла Хуссейн. Мало кто не знает этого святого человека в Таджуре. Он мудр, добродетелен и справедлив. И сейчас его голос заглушает страх в сердцах и возвращает утерянную смелость. Взгляд Хуссейна проникает в самое сердце воина, и тот чувствует прилив сил. Мустафа возвращается к стене, решительно сжав в руке саблю, и он не один. Десяток солдат султана закрывает собой пролом в стене. К ним присоединяется ещё один, и ещё… Сам мулла становится в строй защитников города. Его пример воодушевляет бойцов Аллаха. Они верят, что смогут отстоять родной город.

Утренний бриз лениво уносит облако пыли — что ему до людских дел? Восходящее солнце глумливо режет глаза, но Мустафа упрямо щурится и ищет взглядом врага. О, Аллах! Они уже совсем рядом, и их много, очень много. Где же лучники? Со стен летят стрелы, но их куда меньше, чем должно быть! Чёрная лавина подступает всё ближе, не замечая потерь. И вот, первые враги уже лезут на груду камней, что совсем недавно была частью городской стены.

— Аллах акбар! — Господь велик! Но клич защитников тонет в рёве, что исторгают глотки сотен чёрных шайтанов.

Бой. Сабли таджурцев карают дерзких, что посмели посягнуть на родной город. Но на место убитых встают всё новые враги. Как обезьяны, они карабкаются вперёд и наседают на защитников. Вот и первые потери. Один, другой, третий… Воины Аллаха падают под саблями и копьями звероподобных пришельцев.

— Я убийца! Я убийца! — Ухо вычленяет понятные слова из воплей нападающей толпы. Как странно… они говорят на языке ремесленников тиграев… Но нет времени на размышления. Сабля Мустафы поёт свою последнюю песню. Кровь! Она хочет крови! Молодой воин не надеется выжить. Он лишь хочет не пустить врага в свой дом, а его жизнь — такая смешная цена за это. Как же их много…

Стон справа. Сердце пронзает льдом и мир замирает. Медленно, очень медленно, мулла Хуссейн оседает наземь с копьём в груди. Праведный свет в его глазах тухнет, и время возобновляет свой бег. Рот Мустафы раскрывается в немом крике боли. Он рвётся вперёд. Удар, ещё удар! Враги падают. Но… ненависть — это слишком мало, когда умерла надежда, и душа молодого воина устремляется в мир иной, вслед за его духовным наставником.