— Не понял?
— Принц. Ты, конечно, принц. И командир из тебя не самый поганый. Но вот опыта у тебя совсем нет. Неужели не понял, что это никакие не бандиты? — Я завис и только смог, что невнятно промычать в ответ. — Кааса, цени момент — в кои веки мы читаем принцу лекцию, а не он нам.
— А в стройбат? — Бойцы не сдержались и заржали, как кони. Пленник же, пытался извернуться и хотя бы посмотреть, о чём ржач, ибо явно не говорил по-амхарски.
— И это говорит наш принц, который заставлял нас читать греческих этих… ну, которые про логику. Да, принц, нельзя тебе в такую жару сражаться, голова перегревается.
— Ха-ха. Посмеялись и хватит, рассказывай уже.
— Хорошо. Наскочили на несколько сотен. Пиши, целый полк. Это не банда. Такие если и бывают где, но только не в пустыне. Тем более что банда не стала бы сражаться с целым полком. Это армия, вопрос только — чья? Что до Ифата, что до Мамелюков — слишком далеко. Значит, это воины Джибутийского Султана, к которому мы сейчас идём в гости.
— …! Мог бы и сам догадаться.
— Так и я о том же. Единственное, что имеет смысл спрашивать у этого араба — это, как они нас нашли. Но он может и не знать. Теперь что касается пыток. Посмотри на его морду, он магометанин-фанатик. Можешь мне поверить, я в своё время на них насмотрелся. Воевали мы с такими лет пять назад. Так что его можно хоть на куски резать. Со временем, конечно, и он расколется… Но вот у тебя он или сдохнет, или будет смеяться над тобой. — Тут Берхан наклонился ко мне и прошептал. — Ягба, не пачкай ты себе руки этим говном. Не стоит оно этого, поверь мне. — И тут же добавил нормальным голосом. — Кстати, Тамар рассказывал, что облиться кислотой — не больнее, чем порезаться кинжалом.
Я… обтекал. Мало того, что я протормозил с принадлежностью бедуинов, но сейчас я был смешон самому себе. Нашёлся, блин, великий палач-попаданец. Начитался, …, про бравых современников, потрошащих языков направо и налево с особым цинизмом. Юный химик. Да уж… как это ни бредово, но я в первый раз счастлив, что я попал в негра — по идее не видно, как я краснею.
— Принц… ты бы не смущался так явственно перед пленным? Ну, мы-то ладно, свои. Но он же араб, мусульманин. — Ну, Кааса, ну, сволочь! — Шучу я, принц.
— Ладно, други, спасибо за дельный совет. — Тут у меня возникла мысль. — А знаете, сейчас мы над этим козлом поглумимся.
— Это как?
— А сейчас увидишь. Позови сюда своего людоеда… Ачана. Пусть делает зверскую морду. А я подготовлю психологическое надругательство над нашим пленником.
Долго ждать не пришлось, 'людоед', вместе с остальными спецназовцами, был совсем рядом.
— Ну что ж, приступим. — Прокашлявшись, я перешёл на арабский. Занятия с лекарем отнюдь не пропали даром, но для верности рядом был мой порученец. — Слушать меня, грязный кастрированный ишак, насквозь провонявший свиным навозом. — Почему-то в каждом языке первым делом выучивается именно брань. — Сейчас ты честно-честно отвечать мои вопрос. Или я тебя страшно пытать.
Пленный попался с гонором.
— Утопись в ослиной моче, грязный гяур. — Ответил он и плюнул мне в лицо. Я был начеку и успел увернуться.
— Ха! Ты думать, ты смелый воин Аллаха? Ты думать, ты иметь быстрый смерть и попасть в рай, с семьдесят-две девственный гурия?
— Аллах велик! Что ты можешь знать о нём, презренная чернозадая обезьяна? — Нет, он обнаглел. Я чернозадый? Да я… негр. Да уж. Забылся я. Интересно, сами негры на чернозадых обезьян обижаются или воспринимают как констатацию факта?
— О! Я много знать про Аллах. И я знать страшный пытка для такой дурак, как ты.
— Твой мерзкий акцент и корявая речь — самая страшная пытка для меня. Скорее отрежь мне уши, чтобы я больше тебя не слышал. — А с юмором парень. Был бы не мусульманин, можно было бы попробовать договориться.
— Мой мерзкий акцент говорит о том, что я знаю больше один язык. А чем можешь похвастать ты, ишак в образе человека? Только что ты махать сабля и кричать аллахакбар?
Пленник с гордым видом промолчал.
— Ты в большой задница, араб. Я великий колдун Мбонга! Я знать страшный пытка. Сначала я превратить тебя в женщина!
— Ты врёшь, Мбонга. Колдовства нет. — Ага, вот ты и попался. Запах 'смелости' от тебя не пошёл пока, но страх заметно. Я достал колбу с серной кислотой и вылил немного на одежду пленника, в районе промежности. Хлопок весело обуглился.
— Колдовства нет? — Араба проняло. — Колдовства есть! Я Мбонга! У Мбонга много колдовства!
— Колдовство бессильно против воинов Аллаха… — Это ты, милок, себя пытаешься убедить, а не меня. Причём безуспешно.
— Ха! Ты хорошо веселить великий Мбонга. Ты святой? Может, ты праведник? Нет? О! Колдовство сильно! Очень сильно!
Я произвёл свою лучшую имитацию е…сумасшедшего колдуна. С дьявольским смехом. Людоедообразный Ачан оскалился, хоть и не понимал о чём речь.
— Но это только начало. Я делать из тебя женщина. Потом я дать тебя Мумба. — Я ткнул пальцем в чернющего 'людоеда'. — Мумба любить женщина, любить девочка. Когда я превратить тебя в женщина, ты стать девочка. — Ачан очень вовремя облизнулся. — Потом быть весело. Я отдать тебя собаки. Собаки есть твои руки, есть твои ноги. Но ты не умирать. Я, Мбонга — великий колдун. Ты умирать, когда я хотеть. Не раньше. После собака, ты умирать. Я тебя душить-вешать. Когда ты умирать, я зашить твой тело в свиная туша и так бросить.
Пленника уже трясло. Одно дело пасть от рук врагов и прямиком в рай, а совсем другое — попасть в руки к колдуну-извращенцу и выслушать рецепт увлекательной путёвки в мусульманский ад. Ненавижу мракобесие, но сейчас суеверность араба сыграла мне на руку. Самое смешное, что, скорее всего, я навешал придурку лапшу на уши, и даже если я бы устроил ему всё вышеперечисленное, это никак не повлияло бы на его путь в рай или ад. Даже по суровым исламским канонам.